Константин Душенко - Лучшие мысли и изречения древних в одном томе
«Речь в защиту Публия Корнелия Суллы», 3, 8
Будем надеяться на то, чего мы хотим, но то, что случится, перенесем.
«Речь в защиту Публия Сестия», 68, 143
На людей известных ссылаться не следует, так как мы не знаем, хотят ли они быть названными по имени.
«Речь в защиту Секста Росция», 16, 47
Собаки ‹…› не могут отличить воров от честных людей, но все же дают знать, если кто-нибудь входит в Капитолий ночью. И так как это вызывает подозрение, то они – хотя это только животные, – залаяв по ошибке, своей бдительностью приносят пользу. Но если собаки станут лаять и днем, когда люди придут поклоняться богам, им, мне думается, перебьют лапы за то, что они проявляют бдительность и тогда, когда для подозрений оснований нет. Вполне сходно с этим и положение обвинителей.
«Речь в защиту Секста Росция», 20, 56
Если возможно применить законы, то преступного гражданина, вернее внутреннего врага, надо сломить судом, но если насилие препятствует правосудию или его уничтожает, то наглость надо побеждать доблестью, бешенство – храбростью, дерзость – благоразумием, шайки – войсками, силу – силой.
«Речь в сенате по возвращении из изгнания», 8, 19
Мы всегда считали подати жилами государства.
«Речь о предоставлении империя Гнею Помпею», 7, 17
Выдающийся император [полководец] должен обладать следующими четырьмя дарами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом, удачливостью.
«Речь о предоставлении империя Гнею Помпею», 10, 28
Если нашей жизни угрожают какие-либо козни, насилие, оружие разбойников или недругов, то всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.
«Речь в защиту Милона», IV, 10–11
Я ‹…› скорблю из-за того, что в то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного человека [т. е. Юлия Цезаря].
«Речь по поводу возвращения Марка Марцелла», 7, 22
* Жил довольно для славы, но для отчизны мало.
«Речь по поводу возвращения Марка Марцелла», 8, 25
Различие между миром и рабством огромно. Мир – это спокойная свобода, рабство же – это худшее из всех зол, от которого мы должны отбиваться не только войной, но и ценой жизни.
«Филиппики» (речи против Марка Антония), II, 44, 113
[Цезарь], то внушая страх, то проявляя терпение, приучил свободных граждан к рабству.
«Филиппики», II, 45, 116
Каждому человеку свойственно заблуждаться, упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.
«Филиппики», XII, 2, 5
* * *В учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, – да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся?
«Тускуланские беседы», I, 1, 3
Я охотнее готов заблуждаться вместе с Платоном, чем разделять истину с нынешними знатоками.
«Тускуланские беседы», I, 16, 39
«Душа так бессильна, что не видит и самой себя!» – Точно так же, как и глаз: душа, не видя себя, видит все остальное.
«Тускуланские беседы», I, 27, 67
Надеяться разумнее, чем бояться.
«Тускуланские беседы», I, 36, 86
Смерть не имеет отношения ни к мертвым, ни к живым – одних уж нет, а других она не касается.
«Тускуланские беседы», I, 38, 91
Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени – несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.
«Тускуланские беседы», I, 39, 93
Какую же жизнь считать долгой? и что вообще может быть долгого в жизни человека? ‹…› Долгим и коротким мы называем все на свете только по сравнению с тем, что людям дано и на что они рассчитывают. На реке Гипанисе, что течет в Понт с европейской стороны, живут, по словам Аристотеля, существа-однодневки: так вот, кто из них прожил восемь часов, тот умирает уже в преклонном возрасте, а кто дожил до заката, тот достигает глубокой дряхлости, – особенно если это было в день летнего солнцестояния. Сравни человеческую долговечность с вечностью – и окажется, что мы почти все такие же поденки, как и эти твари.
«Тускуланские беседы», I, 39, 94
Если толпа и судит порой справедливо о достойных людях, то это больше к чести для самой толпы, чем к счастью для таких людей.
«Тускуланские беседы», I, 46, 110
[Достойный человек в смерти не] обретет ни малейшего зла. Он даже предпочтет умереть, пока все дела его идут на лад, ибо не так отрадно накопление благ, как горько их лишение. Именно это, думается мне, имелось в виду в словах одного спартанца: когда знаменитый олимпийский победитель Диагор Родосский в один день увидел олимпийскими победителями двух своих сыновей, тот спартанец подошел к старику и поздравил его так: «Умри, Диагор, живым на небо тебе все равно не взойти!»
«Тускуланские беседы», I, 46, 110–111
Возделывание души – это и есть философия.
«Тускуланские беседы», II, 5, 13
Труд как бы создает некую мозолистую преграду против боли.
«Тускуланские беседы», II, 15, 36
Старушки часто не едят по два-три дня – а отними на один день еду у атлета, и он с криком восплачется к Юпитеру Олимпийскому, которому служит, что он так больше не может. Велика сила привычки!
«Тускуланские беседы», II, 17, 40
Стенать мужчине иногда позволительно, хоть и редко; вопить непозволительно даже и женщине. ‹…› Если и случится вскрикнуть мужу сильному и мудрому, то разве лишь затем, чтобы усилить свое напряжение, – так бегуны, состязаясь, кричат что есть сил, так, упражняясь, подают голос атлеты, так кулачные бойцы, ударяя противника, вскрикивают, ‹…› – это не потому, что им больно или что они струсили, а потому, что при крике все тело напрягается и удар получается сильнее.
«Тускуланские беседы», II, 23, 55–56
Для полководца и солдата одни и те же труды тяжелы по-разному – полководцу они легче, потому что ему за них выше честь. (Свободное изложение мысли Ксенофонта.)
«Тускуланские беседы», II, 26, 62
Душе приходится судить о своей болезни лишь тогда, когда то, что судит, само уже больное.
«Тускуланские беседы», III, 1, 1
Сострадание есть горе о чужом несчастье, ‹…› зависть есть горе о чужом счастье.
«Тускуланские беседы», III, 10, 21
Тиран Дионисий, изгнанный из Сиракуз, в Коринфе учил малых детей – так не хотелось ему расставаться хоть с какой-то властью!
«Тускуланские беседы», III, 12, 27
Единственное зло в нашей жизни – это вина, а вины не бывает там, где случившееся не зависит от человека.
«Тускуланские беседы», III, 16, 34
Гай Гракх, вконец опустошивший казну даровыми раздачами, на словах всегда был защитником казны.
«Тускуланские беседы», III, 20, 48
Непредвиденное поражает сильнее.
«Тускуланские беседы», III, 22, 52
* Женоненавистничество возникает из страха.
«Тускуланские беседы», IV, 10, 24
Искать меры в пороке – это все равно что броситься с Левкадской скалы и надеяться удержаться на середине падения.
«Тускуланские беседы», IV, 18, 41
Мужество бывает и без ярости, а гнев, напротив, есть черта легкомыслия. Ибо нет мужества без разума.
«Тускуланские беседы», IV, 23, 50
Мужество не нуждается в помощи гнева: оно и само приучено, готово, вооружено ко всякому отпору. Иначе можно сказать, что и пьянство, а то и безумие тоже полезно мужеству, так как и пьяные и безумные тоже отличаются силою.
«Тускуланские беседы», IV, 23, 52
Соперник томится о чужом добре, которого у него нет, а завистник – о чужом добре, потому что оно есть и у другого.
«Тускуланские беседы», IV, 26, 56
Если есть любовь на свете – а она есть! – то она недалека от безумия.
«Тускуланские беседы», IV, 34, 72
Думают даже, будто старую любовь, как клин клином, можно выбить новой любовью.
«Тускуланские беседы», IV, 75
* Слава – суд толпы, состоящей из глупцов и подлецов.
